И я уселся на бревно. Я сидел там, размышляя. Я сказал: «О Боже, как Ты велик!» – оглядываясь по сторонам. И сразу же затем ветер подул на восток, и я услышал самый скорбный звук, который когда-либо слышал. Я подумал: «Что вызывает этот весьма занятный шум?» И я просто взглянул вперед, и там был горельник. Полагаю, все вы знаете, что такое горельник: где были деревья и огонь прошелся и спалил на них всю кору. И они просто стояли там, некоторые из них повалены, и тяжело через него перебраться.
И всякий раз, когда ветер дул, затем тот ветер дул через те старые опаленные голые деревья, и луна светила на них, они выглядели весьма (ну, я бы сказал, назвал бы это уличным выражением) кошмарно, вызывая у тебя слегка странное чувство. Это было похоже на кладбище с торчащими надгробными плитами. И всякий раз, когда дул ветер, среди тех деревьев возникал очень скорбный звук. Ох, ну и зрелище! И я подумал: «Разве это не кошмарное место?»
И я понаблюдал, постоял и посмотрел на это какое-то время. Я подумал: «Знаешь, это напоминает мне отрывок в Иоиле, который я обычно использовал: „Оставшееся от гусеницы ела саранча, оставшееся от саранчи ели черви, а оставшееся от червей доели жуки“». Я подумал: «Ну, это, несомненно, картина из Иоиля». И я подумал: «Да, это напоминает мне все эти скорбные звуки этих больших, высоко стоящих шпилей церквей, за которыми стоят большие, великие деноминации, но ни капли жизни, как ветхая воловья кожа».
Затем, всякий раз, когда Бог ниспосылает тот несущийся сильный ветер, как Он сделал в день Пятидесятницы, единственное, что они могут сделать, – это просто охать, стонать: «Дни чудес прошли. Не вертитесь возле этой чепухи. Ох, это непозволительно». Видите? Просто стонут и охают.
Ну, я подумал: “Почему те деревья не… То, что заставляет их стонать, потому что в них совсем нет жизни. Это причина их стона».
Ну, я подумал: «Если бы в них была жизнь, они могли бы качаться под этим ветром».
Я сказал: «Это, конечно, относится к большой ветхой куче мрачных церквей с пустотой в них». Абсолютно точно. Правильно.
Как только раздаются стуки пробуждения: «Я не буду иметь ничего общего с этим. Нет. Держитесь от этого подальше». Ох, брат. Это была довольно мрачная картина, пока я случайно не подумал о том, что сказал Иоиль: «„Но Я восстановлю“, – говорит Господь». Затем я подумал: «Господь, как Ты собираешься это сделать?» Тогда снова пронесся еще один сильный ветер, и я заметил, что под этими старыми деревьями стояла куча низенькой поросли, поднимались совсем крошечные деревья, низенький подлесок.
Но всякий раз, когда ветер дул и принимался за те деревца, они сразу же закричат, и запрыгают, и прижмутся друг к дружке, и, как сказал Давид, зарукоплещут. Какими они были гибкими!
Они были просто такими гибкими, какими только возможно. Все колыхались вместе. «„Я восстановлю“, – говорит Господь». Я заметил странную вещь. Я сказал: «Ну, есть одна вещь. Те деревья зеленые, но они гибкие. В них есть жизнь».

Уилльям Бранхам, проповедь "Почему столь многие христиане находят, что так трудно жить христианской жизнью?"
http://branham.ru/read_prop.php?id=876